ПАМЯТЬ.

Ко мне приходят жители села с просьбой найти пропавших без вести в годы войны с фашизмом их родных и близких. Другие рассказывают о годах войны и иногда уточняют какие-то детали по опубликованным материалам. Останавливают на улице....

В этот морозный день ко мне подошла пожилая женщина и, уточнив, кто я, отдала свёрток... Я хотел расспросить о содержимом свёртка, кто она и почему именно мне его отдаёт. Женщина ни-чего не ответила, в уголках её глаз появились слезинки и она,
сгорбившись, опираясь на трость, медленно пошла по тротуару. Я долго стоял и смотрел ей в след. Она шла, не торопясь, но уверен-но, согнувшись под тяжестью прожитых лет....

Вся эта таинственность меня заинтриговала и я, не выдержав, присел на ближайшую скамейку. Не обращая внимания на мороз и пронизывающий ветер, вытащил из целлофанового пакета свёрток. Газета «Правда» за март 1953 года, свёрнутая в рулон, перевязана шерстяной ниткой (из таких ниток на селе вяжут грубые, но очень тёплые носки). Развернув газету, я увидел пожелтевшие от времени листки бумаги,- они были разного формата, даже какие-то огрызки, полоски, по-видимому, поля от газет или книг. На всех листках сделаны какие-то записи, затёртые от времени и небрежного хранения, но впоследствии сами листки были расправлены, разглажены. Прошло достаточно времени, пока я их перечитал. Ветер мёл по улице сухой снег и пыль. Но мне не было холодно.

Читатель! Прочти и ты эти записки. Оставляю их такими, как их написал неизвестный чело-век, а женщина хранила долгие годы...

«Дарьюшка моя родная! Всё перевернулось в нашей спокойной жизни. С того дня (имеется в виду 22 июня 1941 года – начало войны – А.Н.Б.) прошло больше месяца, а мы не можем остановить врага. А ведь пели в песнях, что будем громить врага на его территории. У немцев очень много танков, они проходят через нашу оборону, как нож сквозь масло. Мы ничего не можем сделать, пушек нет, наши БТ-7 горят факелами. Состав нашей роты уменьшился в три раза. Нет уже Ар...дина, Бах...а, с которыми я спал рядом ещё в казарме. (Извини, читатель, но многие буквы на листках от времени стёрлись. Особенно в местах сгиба листов. В дальнейшем трудно читаемые буквы и слова будут отмечаться точками – А.Н.Б.) Вчера погиб Жора Самойлов, который неделю назад во время штыковой атаки спас меня от верной гибели – сапёрной лопаткой разрубил немца пополам. Я похоронил его в лесочке за деревней. Вот адреса его родителей не помню. Помню только, что его девушку, на которой он хотел жениться, звать Мария. Да и как я отправлю письмо? Пишу вот тебе, симпапулечка моя не наглядная, и не знаю, прочитаешь их или нет. Любимая моя, береги себя, ведь у тебя под сердцем наш сын. Я верю, – будет сын. Если со мной что случится, то назови его Андреем».

БТ-7 – танки устаревшей конструкции. Про наши танки, состоявшие на вооружение Красной Армии в первые годы войны, немцы говорили, что это «картонные коробки». Ещё их называли «быстроходными самоварами». Устаревшие танки наши имели броню, защищающие только от пуль. Но скоро в большом количестве промышленность будет выпускать танки Т-34 – знаменитые тридцатьчетверки. И уже немецкие солдаты будут панически бежать от этих тридцатьчетвёрок.

Так и тянулись руки к справочной литературе, мысли уже были в местном архиве, – хотелось что-то уточнить, приоткрыть, по крайней мере, попытаться, завесу тайны... Но сердце подсказывает оставить всё без комментариев. Так и поступим.

«Как найти тебя, не знаю

И, нашедши, не терять.

Может сон ты, может сказка,

Или есть ты где-нибудь.

Впрочем, если надо будет,

Ты найдёшь меня сама...

Вообще я и не верю,

Что ты есть моя судьба».

«...у с...Мед...на окраине рощи мы заняли оборону. Где-то вдали слышны орудийные выстрелы. Между нами и селом перекресток дорог. Пока тихо. Немцев не видно. Прилетели немецкие самолёты и сбросили двенадцать бомб на МТС (Машинно-тракторная станция – А.Н.Б.). Наверно приняли трактора за танки. Горят три жилых дома. Жители пытаются тушить. Налетели опять самолёты и стреляли из пулемётов по сельчанам... (Тут я вынужден опустить три строчки, так как в них наш не печатный русский язык в адрес немецких лётчиков. Извини, читатель – А.Н.Б.)

«Не знаю точно, где мы, но где-то под Киевом. Две недели мы скитались по лесам. Многие ранены, из-за отсутствия бинтов раны перевязывали, чем попало. Патронов нет, и не знаем, чем воевать. Вчера нарвались на немецкий заслон. Погиб политрук Деркачёв и ещё пять бойцов. Мы даже не смогли их похоронить. Наша группа разделилась...»

«Мы окружены. Командир роты, комсорг и воентехник застрелились. Где-то рядом свирепо лают собаки».

«Второй месяц мы за колючей проволокой. Плен. Отношение к нам хуже, чем к скотине. Ни еды, ни питья. Сколько нас? Тысячи и тысячи. Люди мрут сотнями за ночь. Вчера заставили нас сложить всех умерших в штабеля, как дрова. Затем их немцы подожгли. Дым, будто души умерших, медленно поднимался вверх и был от костра какой-то звук, как шелест или шёпот: кажется, мёртвые пытаются что-то высказать главное, что не успели сказать при жизни. Мне страшно. Решили с товарищами бежать. Надеемся».

И последняя запись на клочке бумаги, с другим почерком.

«Мы бежали глубокой ночью. Уже на рассвете, пробегая, если можно назвать так наше передвижение мимо хутора, нас заметили полицаи и обстреляли. Ваш муж был тяжело ранен. Смогли забежать в лес. В полдень он умер у меня на руках. Мы похоронили его у изгиба реки под деревом. В коре дерева вырезали буквы и дату: - Ч.С.П. – 02.10.41г.»

Я не могу ни анализировать, ни комментировать эти записки (это только часть из свёртка). Мне стало понятно только одно – женщина, передавшая эти записки, уходила не под тяжестью прожитых лет, а под грузом ПАМЯТИ. Видимо она решила часть груза передать на мои плечи. Я принял его.....